Новиков Денис Геннадьевич родился 14 апреля 1967 года. Жил в Москве. Учился в Литературном институте им. Горького. Участник группы «Альманах». Член Союза Российский писателей. Несколько лет провел в Англии и Израиле. Стихи публиковались в журналах «Театральная жизнь», «Огонек», «Юность», «Арион», «Новый мир»,»Знамя». Выпустил четыре книги стихов. Послесловие ко второй книге Новикова — сборнику «Окно в январе» (1995) — написал Иосиф Бродский. В последние годы резко порвал с литературным кругом, практически не печатался. Умер 31 декабря 2004 года.

* * *
Вся игра – различать, как оттенку
одному от других четырех
нацедили по капле... О стенку
брошен был и прижился горох.

Зелен дом, и высок, и бревенчат,
плоть от плоти сосны и куста,
и гороха столетнего венчик –
органический образ креста.

Все занятие – делишь на стопы –
раскусивший орех ремесла, –
засыпая, плащи и салопы,
что эпоха сюда нанесла.

Это их фантастический шорох,
где рукав залезает в рукав,
резонирует в чахлых заборах,
синим, тайным в траве посверкав.

 
* * *
Июнь. Испарина и мрак.
Давно надумал сделать слепок
с дождя на память... Только как?
Сноровки нет, прием не крепок,
А мозг горяч и размягчен,
Как воск свечи в разгаре бала,
Он схож со спущенным мячом,
С пустою пачкою "Опала”,
Что ливнем в Лету снесена...
Вот и верни потом обратно
Дух, исчезающий в парадном,
Пух, пролетевший вдоль окна...

 
* * *
Навсегда. Костенеющий лес, протянувшийся вдоль.
Уходя на заслуженный отдых, реалии скопом
получают отличия. Хочешь о прошлом? Изволь.
Только дай обещание больше не бредить потопом –
неушедшей водой, приводя в доказательство соль

на губах или нежные камни со дна.
Подбирая в снегу, пополняя коллекцию знаков
векового присутствия, скажешь: "Конечно, волна, –
и плечами пожмешь, дескать, климат везде одинаков, –
и у нас на Таганке смывает предметы она”.

Это был не предмет, а автобусный долгий маршрут!
По две кассы в машине, счастливых билетов навалом.
Магазин. Костенеющий лес. Высыхающий пруд.
И на всех остановках вино одноклассники пьют
и сырком заедают, с пеленок довольствуясь малым...

Это связь моя с жизнью, так странно окрепшая тут.

 
* * *
Что слова? Ничего. Что молчанье?
Звуки музыки что? Ничего.
На плите разрывается чайник,
точно меткий снаряд ПВО.

Этот чайник реальней отпетой
дамы сердца валета бубей:
хочешь, ласк ее жарких отведай,
хочешь, чаю спокойно попей.

Конец 80-х
 

* * *
Отяжелевшая к вечеру чашка –
сахар, заварка –
долго на стол опускается, тяжко,
шатко и валко.

По не совсем характерной детали
автопортрета
можно судить, как смертельно устали
руки поэта.

 
* * *
я не прав но уже не воротишь
не раскрутишь обратно кино
пионер октябренок зародыш
эмбрион неизвестно кого

много лет я прошу извиненья
и устал будто яму копал
или землю пахал для сравненья
ниже семени будто упал

 
МАРГАРИТКА

Маргаритка ночная, цветок
из семейства вульгарных,
холодок на груди, завиток
из романов бульварных,

 
из вокзальных в цветочном раю
надышавшихся книжек
европейскую хрупкость твою
я паяльником выжег.

Я ее топором передал
и подправил стамеской,
и корявый рубанок рыдал
над ромашкой немецкой.

 
ЗВЕЗДА

Звезда, спасибо за твои дела.
Какое бескорыстное горенье
в небесном теле, теле без тепла,
какой носок, какое оперенье!

А голос твой на ангельский похож,
должно быть, я не слышу, я не знаю,
как ты не слышишь лесть мою и ложь,
и я напрасно грыжу надрываю.

 
ВКЛАДЧИК

пожар пожрал
с водой отжал
теперь прощай,
прощай навек
как человек
возьми на чай.

моя душа
уже ушла
и мне шумит
уйти вослед
из тьмы на свет
без пирамид

 
* * *
Я рад за тебя, повторяю упорно,
хоть плох кинофильм, где участвуешь ты.
Бывает и хуже, бывает и порно,
буквальную плоть обретают мечты.

А если серьезно, без глупых подначек,
я рад за тебя. Ты хотела кино –
и вышло кино, где давно уж не мальчик
увидел не девочку очень давно.

 
* * *
Возьми меня руками голыми,
ногами голыми обвей.
Я так измучился с глаголами
и речью правильной твоей.

Я так хочу забыть грамматику,
хочу с луной сравнить тебя.
Той, что дает, любя, лунатику
и оборотню, не любя.

 
* * *
Нельзя без горечи. Добавь по вкусу горечь –
и свой позор сумеешь искупить.
И ровно, сволочь, превратишься в полночь
и сядешь на пиру бессмертных пить.

Здесь для тебя оставлена лазейка:
бессмертные от горечи торчат,
она для них экзотика, как змейка
в бутылке – для владимирских девчат.

 
ТОК-ШОУ

Что это уже не Россия,
что это уже не Москва,
роняет уже не мессия
уже не слова.

"Когда попрекают не прошлым,
а будущим”, – тема на ять,
но публике кажется пошлым
со свечкой стоять.