Кричевский Илья Маратович - архитектор проектно-строительного кооператива "Коммунар" (Москва). Родился 3 февраля 1963 года в Москве в семье служащего. Еврей. В 1980 году окончил московскую среднюю школу № 744 и в 1986 году - Московский архитектурный институт. Работал архитектором в Государственном проектном институте № 6. В 1986-88 годах служил в рядах Советской Армии, младший сержант. Затем работал архитектором в Проектно-строительном кооперативе "Коммунар". 19-21 августа 1991 года в период деятельности в Москве Государственного комитета по чрезвычайному положению в СССР (ГКЧП) И.М. Кричевский находился среди граждан, протестовавших против ввода войск в Москву, и требовавших демократических преобразований в стране. Он погиб  в ночь с 21 на 22 августа 1991 года в районе подземного туннеля близ Смоленской площади, где на пересечении улиц Чайковского и Нового Арбата были блокированы восемь боевых машин пехоты (БМП) Таманской мотострелковой дивизии. Когда граждане, пытаясь остановить движение колонны БМП в сторону Смоленской площади, облили бензином (огневой смесью) БМП № 536, и машина загорелась, то покинувший её экипаж стал под градом камней и металлических прутьев переходить к соседним БМП. Во время посадки в БМП № 521 двое из членов экипажа горевшей машины, прикрывая отход товарищей, делали предупредительные выстрелы в воздух. В этот момент Кричевский И.М., бросив в солдат камень, сделал шаг в сторону БМП и получил сквозное смертельное ранение в голову… 

Указом Президента СССР от 24 августа 1991 года "за мужество и гражданскую доблесть проявленные при защите демократии и конституционного строя СССР" Кричевскому Илье Маратовичу посмертно присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали "Золотая Звезда" (№11659). Похоронен в Москве на Ваганьковском кладбище, где на его могиле установлен памятник (участок 25). Памятный знак в честь Кричевского И.М. установлен над подземным туннелем на пересечении Садового кольца с улицей Новый Арбат в Москве. Награждён орденом Ленина, медалью "Защитнику свободной России" №2.

***

 Не стучитесь в запертые двери - 

Вас там все равно никто не ждет.

Все, что мы когда-то не допели,

Кто-то обязательно допьет,

Все, что мы когда-то не умели,

Кто-то обязательно умнет...

Не стучитесь в запертые двери

Вас там все равно никто не ждет.                        

***

 Я вышел из тени,  

Я вышел из мрака,  

Я сын Зодиака,  

Я враг пустоты,  

Лишенный законов,  

Речей,  

И бессонных  

Ночей,  

И невежества,  

И глухоты.  

Я слушаю молча,  

Ни с чем не согласен,  

Ни с кем я не спорю,  

Хоть знаю, что прав...  

И страх где-то бродит  

Меж ваших законов,  

Творит пантеоны  

Чудовищных прав:  

Право на собственность,  

Право на право,  

Право на право  

Быть первым всегда.  

Право на правду,  

Право направо,  

Право налево,  

На никуда.  

Зачем вы смеетесь,  

Если умрете,  

Зачем вы тоскуете,  

Если живете,  

Зачем вы живете,  

Зачем умираете,  

Вы даже не знаете  

Просто: зачем?  

Жизнь - ради жизни,  

Смерть - ради смерти...  

Заблудшие, падшие люди,  

Поверьте:  

Живете затем вы,  

Чтобы жизнь продолжалась,  

И умираете тоже...  

Затем...  

             Август, 1988

                          ***

Нет лекарства ото всех болезней,  

Плачьте, люди, я утешу праздно,  

Я ужасно черств и безобразен  

В этом своем качестве поэта...  

Улетает с ветки лист последний,  

И природа с грустными глазами  

Изливает безнадежными слезами  

Все упреки вечным воскресеньям...  

...Мама плачет горестью осенней.

               БЕЛЫЙ СИЛУЭТ

Фонарь. Окно. Еще фонарь.  

И сетка на просвет...  

Луна. И пена облаков.  

И белый силуэт.  

Он движется среди теней,  

Одетый в белый саван дней,  

Забытый кем-то средь дорог -  

Напоминания упрек.  

Он вышел из среды людей  

И стал свидетелем обмана -  

Воспоминанье стольких дней,  

Одетый в белый... белый саван.  

И он бредет среди домов,  

И люди корчатся в постелях,  

Средь ночи зажигая свет,  

Глядят в окно -  

И видят белый силуэт,  

Бредущий в свете фонарей.  

Он - как гонец, ему не спится,  

И людям хочется молиться,  

Но нет молитв,  

Они забыты...  

И кажется - смеется он,  

Бредя по улицам времен...  

И хохот, превращенный в стон,  

Теснясь и множась,  

Лепит плоть.  

И лунный луч  

Ткет белый саван  

И плотью одевает плоть.  

И Космос дышит ей в уста,  

И оживляет плоть обмана...  

И плоть,  

Одета в белый саван,  

Бредет, как первый человек, -  

Живое воплощенье меры,  

Нося начало новой эры...  

И в окнах... В окнах меркнет свет.  

И люди с ужасом следят,  

Что исчезают... Исчезают...  

Что все минувшее забыли.  

И умирает старый плод,  

Мешаясь в вихре звездной пыли.  

И меркнет свет...  

И тает след...  

И только белый силуэт  

Бредет среди пустых домов,  

Где только что огни горели,  

Где еще теплые постели...  

И грозно белый силуэт  

Вещает звездной колотушкой:  

Конец безмерной непомеры -  

Начало новой белой эры.  

                       1986

                ***

               «...Какая странность - 

               Ведь глагол «гильотинировать 

               Нельзя спрягать во всех временах...» 

                           Стендаль. «Красное и черное» 

«Я гильотинируюсь...»  

Бог мой!  

Как это необычно!  

Нож вскрывает шею,  

И голова моя должна отпасть,  

Пальцы судорожно барабанят  

По железному подносу,  

Кровь удивленно остановилась  

Перед невиданной железной преградой...  

Удивительный миг,  

Который разделяет все  

На две части,  

Необъятное единое целое -  

На две части...  

То, что есть, - нет,  

То, чего нет,- есть.  

Человеческое сознание  

Бессильно перед этой истиной.  

Какая бессмыслица!  

Даже самые простые, великие истины  

Я должен изрекать каламбуром:  

А есть ли в понятии «Я» -  

«Мы»  

Или еще нечто большее...  

Но я гильотинируюсь...  

И ничто не познаваемо,  

Даже яблоко,  

Даже буква в алфавите;  

Есть только целое,  

Которое нож  

Делит на две части...  

Но нет и ножа,  

И, увы, целого,  

Есть только - ничего нет,  

Но нет и этого...  

Кто залез в это место,  

Пусть выбирается сам.  

Меня нет.  

Я наливаю из кувшина воду,  

Но ее нет,  

А то, что я пью, -  

Это не вода,  

Потому что ее нет;  

То, что я курю, -  

Это не сигарета,  

Потому что  

Ее нет;  

То, что я существую  

Это миф,  

Потому что  

Меня нет. 

                КРУЧА 

Триста лет сосна стояла,  

Высока и величава.  

Все старушку уважали,  

Речку вплавь переплывали,  

А веселый человек  

Глянул бодро снизу вверх,  

Пнул сосну ногою в бок -  

Вот вам, люди, и мосток.  

Ну, а люди человека  

Взяли под руки - и в реку.  

Ходит по сосне народ  

И плюет в водоворот. 

                 У КРАЯ  

Он был как старое большое дерево,  

Он стоял тяжело и всегда у края,  

Все почитали его за первого,  

За самого близкого к раю.  

Его потомок, его ученик  

Почерневшие корни подрезал и смело  

Сам пошел к райским вратам напрямик  

По его широкому телу.  

Он прошел, свободно и твердо ступая,  

И мгновенно в раю очутился.  

Не было легче того пути!  

Все толпились у края,  

Но больше никто не решился  

Этой дорогой идти.  

                ***

Зачем ты вырвал свой желчный пузырь,  

Глупец, ты теперь умрешь,  

Кровь твою будет сосать упырь,  

Имя которому - ложь.  

Лишив смертельного яда душу,  

Ты оказался лицом к стене,  

Ты сам себя обезоружил  

В этой страшной войне.  

Семь чудес света, семь дорог.  

Семь замечательных дней,  

Только тебе - один денек  

Темной ночи темней.  

Я не пугаю тебя, чудак,  

Раскрой пошире глаза.  

Ужасно обидно погибнуть вот так,  

Если иначе нельзя.  

1983

                ***

Рассвет над Мертвою бухтою  

Уж надул паруса,  

Мерцание звезд предутренних  

Больно режет глаза.  

Дрожа, гляжу на пожарище,  

На бой облаков-кораблей,  

Кренящихся, оседающих,  

Не снявшихся с якорей...  

Хребет почерневший - это рама картины,  

Мой взгляд мимолетный - взлетевшая кисть,  

Торопитесь, художник, уже из пучины  

Пьет полотно восходящая жизнь! 

                ***

Страшно ночью одному, даже и при свете,  

Белые фигуры оживут, гляди,  

Будешь, как у Пушкина, мчаться на рассвете  

С каменным топотом позади...  

Нет, ребята, хорошо, когда крыша едет -  

Тараканчики ползут, разные клопы...  

Страшно ночью одному, даже и при свете,  

Белые фигуры оживут, гляди...  

                        Январь - февраль, 1987

                 ДЕВЯТЫЙ ВАЛ

Двенадцать баллов шторм,  

                       двенадцать баллов -  

Как мало прожито,  

                 как мало нам осталось!  

И смерть идет на нас девятым валом...  

Как мало прожито,  

                как мало нам осталось!  

Чудовищна, прекрасна и страшна  

Девятая, последняя волна...  

Разрешены вопросы и сомненья,  

Исчерпаны упреки, сожаленья,  

Кто веровал, тот наспех помолился,  

И каждый в шаткий плот вцепился,  

Уверенный, что не поможет он, -  

И в смерти ход последний вперил взор,  

Пронзительный, опустошенный взор...  

Вдруг вал остановился...  

И смерть, нам посмотрев в глаза,  

                               сказала:  

«Вам вечность дай,  

                 так все вам будет  

Мало!!!»  

...И вал пошел. 

                ***

Рельсы, рельсы,  

               провода.  

Ни ответа,  

          ни следа,  

Только стук,  

           и только бег,  

Только звук,  

           а толку нет.  

Только церковь  

           без креста,  

Только вера  

           без Христа.  

Только белый  

            и усталый  

Старичок глядит  

              на шпалы.  

Близоруко  

          наблюдает,  

Как со стуком  

             пробегают,  

Пролетают  

         поезда  

Ниоткуда  

         в никуда. 

         ЧАС ПИК

Метрополитен,  

Удавленный взгляд,  

Трется мой (член)  

Об чей-то горячий зад.  

Вытекают в день Божий люди  

Из всех разверзшихся пор,  

Скоро здесь можно будет  

Вешать большой топор.  

Руки на поручнях скрещены,  

Кто этак, кто так, кто сяк.  

Едут мужчины, женщины  

Наперекосяк.  

Одна рука поручень жмет,  

Другая - что получится:  

Собственный (член), чужой кошелек,  

Ладные бедра попутчицы.  

Все мы едем все дальше и дальше,  

Все мы знаем - едем домой,  

Только чудится мне, чем дальше -  

                                тем больше,  

Будто всех нас везут на убой. 

                 ДУША  

               (поэма)  

Который год метет метель,  

День тенью прячется за день.  

И слышать лень,  

И видеть лень,  

И стынут руки.  

И бесконечная свеча  

Роняет, вечно горяча,  

На белый лист  

Густые капли скуки.  

Лист чист и белоснежно свеж,  

Не маран красками надежд.  

Но проступает сквозь него  

Кровавое пятно.  

И опаленная мошка  

На белом мечется листе,  

Взывая к стынущей руке,  

И отражается в ногте,  

Виясь прозрачной тенью...  

А пальцы в стол дают ростки,  

Душа пускает коготки,  

И силы нет поднять руки,  

Размазать по листу.  

И пухнут сытые глаза,  

В улыбке вечная слеза  

Неспешно катится назад,  

С зеленых щупальцев души стекает,  

Словно жизни сон...  

Который год метет метель,  

Забита дверь,  

Пуста постель,  

С младенцем мертвым колыбель  

Качается скрипя.  

И опаленная душа  

Стеная плещется в печи,  

В неровных отблесках свечи  

Танцуют стены.  

Все катится в единый ком  

И мягким давит полотном,  

Уж паутиной стал  

Неровный пол  

И сросся с потолком...  

И опаленная душа  

Летит вслепую в темноте,  

Где то - не то, и те - не те,  

И, застревая в пустоте,  

Царапает ее.  

И, раздирая черноту  

Когтями жадными, в поту  

Ползет туда, куда влечет ее  

                      нечувственная нить...  

И ослепляет яркий свет,  

Туманный падает запрет.  

На много миль, на много лет  

Раскинулась бескрайняя долина.  

 Долина-сад, долина-скит,  

Долина дымных пирамид,  

Край опрокинутых корон  

И обезглавленных колонн...  

И меж колонн  

Зеленый гном  

С обезображенным яйцом,  

С большим сверкающим ножом -  

К тебе крадется  

               твой любимый брат...  

Блестящий сонм,  

Ужасный сон,  

Где все наружу липким дном,  

Где все поставлено углом,  

Где зыбко все, как слабый стон,  

И патология времен -  

Единственный незыблемый закон...  

Здесь нет ни женщин, ни мужчин,  

Здесь бог - бумажный исполин  

На длинных, ржой изъеденных ногах.  

Здесь бродит страх,  

Летает лень  

Средь обеспеченных детей,  

Давая им три раза в день  

По ложке яда.  

И каждый дышит в свой рожок  

И лезет в пыльный свой мешок,  

Чтоб получить свой уголок,  

Чтоб ощутить свой потолок,  

И ублажает плоть свою,  

                      засунув в уши вату.  

Здесь боль - награда за добро,  

А ложь - отрада, и давно  

Слов: совесть, правда, верность, честь -  

                                нет даже в словарях.  

Любовь - такое слово есть,  

В театрах бешеный успех  

Под громкий безобразный смех  

Имеют лишь комедии любви...  

Искусство - это монолит,  

Одно на вкус, одно на вид -  

Пародия сомнительного бога.  

Еще слепой, уже поэт -  

Младенец, не узнавший бед,  

Но под толпы аплодисмент  

Уж воплем воспевает пустоту.  

И если станешь ты кричать,  

И не заставят замолчать,  

И голос крепок и силен,  

То все равно  

Ему лишь внемлет пустота.  

И все колеблется: вот-вот  

Рассыплется и пропадет,  

Но все равно  

Живет, живет, живет...  

И пораженная душа,  

Запреты яростно круша,  

Вгрызается все глубже в пустоту...  

Врываясь в пустоту лесов,  

Холмов, домов и городов,  

С упорством брошенных умов  

Стремится к сумрачным горам,  

Где в поднебесье прячется святое.  

Туда дорогу замело, !  

Обвалы, ветры, льды и зло  

Лелеют неприступную вершину.  

Душа карабкается ввысь,  

Ледовый рушится карниз,  

Но снова вверх,  

               не глядя вниз,  

Ползет, ползет упрямая душа...  

И вот вершина, облака,  

А там - обман и пустота,  

И только ветер  

              дико треплет грязный флаг...  

Отчаянье сильней, чем боль,  

И камнем вниз,  

              вниз головой  

Ныряет в пропасть  

Изможденная душа...  

И лижет раны, чуть дыша,  

И стонет жалобно душа  

На темном дне  

             бездонного колодца.  

Придя в себя, глядит вокруг:  

Какая грязь, и сколько мух,  

И безобразнейший паук  

Так явно, неподдельно безобразен.  

Так близко, хоть коснись рукой...  

Здесь грязь - есть грязь,  

Здесь вонь - есть вонь,  

А высоко над головой  

Кусочек неба голубой,  

И в нем мерцает  

               непорочная звезда...  

И, вновь надежд п сил полна,  

Очистив перья от дерьма,  

Взмывает вверх, летит душа  

С безвестной скоростью туда,  

Где непорочная звезда  

Чем ближе,  

          тем становится порочней.  

Цель впереди,  

А там свой мир -  

Дремучих скал  

И черных дыр.  

Их идеал  

И их кумир  

Другой,  

Но тоже, тоже,                      

            тоже не такой,  

Там патология пустот  

И пустология длиннот,  

Фразеология икот...  

Не тот! Не тот! Не тот!  

Пора, вон яростный огонь,  

Гнила нечувствепная нить,  

Довольно, хватит, там покой,  

Там смерть, и там я буду жить.  

И опаленная душа,  

Себя лишенная душа,  

Уничтоженная душа  

На белом мечется листе,  

Взывая к стынущей руке,  

И отражается в ногте,  

Виясь прозрачной тенью...  

Метель же все метет... 

http://www.po.m-necropol.ru/krichevskiy-ilya.html – рассказывает Родион Вереск