Алексей Валентинович Ильичёв родился в 1970 году. Жил в
Петербурге. После восьми классов школы закончил техникум. Служил в армии,
работал на стройке. Рисовал, писал прозу. Увлекался восточной философией. В
феврале 1995 года вышел сборник его стихов «Наброски равновесия». Летом 1995
года утонул под Москвой в возрасте 25 лет.
* * *
Когда
ложь по убитым рыдает,
И палач начинает скучать,
Поленись, моя плоть молодая,
С подобающим блеском в очах.
Поленись,
покурчавься, как травка,
Да спиною потрись об углы.
Пусть расставит торговая лавка
Тех, кто стоит такой похвалы.
Нам
с тобою не след придираться
Ни к кому. Но сторонкой, бочком,
Чуть шурша, не спеша, пробираться,
Хоронясь за помойным бачком.
Что
нам те похвалы, укоризны?
Я послал свои письма в Китай.
Пусть душа ошибается в жизни,
Чтобы жизнь становилась проста.
Простота
- без хвоста и весла,
Без ступенек, а так - как захочет,
Начиная с любого числа,
С этой жизни, с той смерти, с той ночи...
Что
же попусту клянчить у нищих
И искать в бороде палача,
Если кто-то невидимый тычет
Прямо в грудь наконечник луча?..
Звезда друидов
Мои
неряшливые строфы
Подняли головы, как дрофы.
Поют ли дрофы - как узнать?
Но эта ночь черна, как кофе,
И только фонари видать...
Я
выплыл на пустынный брег
И
сам себе - варяг и грек...
О,
если б греки и варяги,
Или
хотя б клочок бумаги,
Или
хотя бы выпал снег...
На
берегу растут коряги,
И
мох напоминает мех...
И
на кого держать обиду?
Любителю морского вида
Здесь было б фирменное блюдо.
Но я не помню и не буду
Припоминать эфемериды
И клеить битую посуду.
Зане в моей родне друиды...
* * *
В
соседней комнате темно
И тянет холодком.
И кто-то там стучит давно
По стенке молотком.
А
иногда и кулаком -
С размаху и со зла.
И стук уходит далеко
Из нашего угла.
Но
иногда и головой
Он, надрываясь, бьет,
Не зная, кто поймет его
Так, что его проймет.
Ну
а когда ему совсем... -
С разбегу во всю прыть,
Уже отбитым телом всем,
Он начинает бить.
Стена
стоит, как истукан,
Из тела кровь бежит.
И даже жалко мужика,
Что на полу лежит.
* * *
Летит
над нами бог зимы -
Бог тишины и изобилья.
А наши скудные умы
Покрыты купленною пылью.
Нам
все мерещится четверг
В костюме дворника. И что же?
Он наши просьбы все отверг
И наши избы уничтожил.
Опять
сомнение в умах
И расхождение в ответах -
Непостижимая зима,
И безответственное лето...
* * *
Возможно,
надо крикнуть в пустоту.
Она - темна, она чего-то просит.
Но, чтобы крикнуть, крика нет во рту,
И камня нет в руке, чтоб можно бросить...
Есть
вариант стоянья у окна -
Чтобы стоять без камня и без крика
И, может быть, увидеть - вот она -
Настала ночь - темна, дурна и дика.
* * *
Я
окружен невидимой защитой,
Но странно, что никто не подойдет
Ко мне из тьмы, которой все накрыто.
Теперь скажи - куда мой путь ведет?
Куда ведет?.. Туда, куда с опаской,
Быть может, изредка загляните и вы -
Вот так видать из-под размытой краски,
Как грубый холст пересекают швы;
Так провожает странника крестьянин,
Сочувствуя, завидуя, боясь
Задеть плечом натянутую втайне
Какую-то неведомую связь...
* * *
Полетели
птицы
С кладбища на звезды.
Мы пойдем топиться
В воздухе морозном.
Мы
пойдем толпиться
На вечерний снег,
Попадая в спицы
Чьих-нибудь телег,
Забывая
звуки
Справедливых слов,
Согревая руки
О свое тепло,
Не
берясь за дело,
Тая не спеша...
Тело-т-мое тело,
Д-бедная душа...
* * *
Так ячейки этой сети
И просторны и малы -
Попадешь, куда не метил,
Не найдешь своей стрелы.
Поаукай, покумекай,
Поищи да заблудись.
Раком в руку, греком в реку
Утопись или вцепись.
Вкус смертельного укуса
Растекается внутри,
А высокое искусство
Выпускает пузыри.
* * *
Н.
Моя
любовь, как снег и лед -
Она и тает, и плывет.
И
вся вода горит огнем,
И мы ее губами мнем.
И
я ресницами гребу
По наклонившемуся лбу,
Чтобы
поймать тебя, ничья,
Лучом, как рыбу из ручья...
* * *
Вокруг меня веселый лес,
Как оперение стрелы.
А я теряю интерес
Ко всем, кто мне милы.
И всем, кого я здесь
люблю
Сегодня и давно,
Смотрю вослед, как кораблю,
Идущему на дно.
А через лес идут огни
И ищут, чтоб найти
Меня или слова мои,
Или мои пути...
…Леша
был человеком без внешности и без личной истории. Он казался вам тем, за кого
вы готовы были его принять. Пример тому — наше знакомство, когда я не выдержала
проверки на вшивость, попавшись на крючок соблазнительно легкого учительства.
Леша мог выглядеть трудным подростком, простеньким пареньком с рабочей окраины,
студентом философского факультета, начинающим композитором — в соответствии с
подсознательным заказом окружающих. Реальная биография — восьмилетка, техникум
по какой-то электрической специальности, армия, работа на стройке — имела к
нему такое же отношение, как одежда к телу: в любой момент можно переодеться.
Он не был привязан ни к какому социальному статусу. Я думаю, единственно
правильным ответом на вопрос, кто этот человек, было бы его имя.
Поэты считали
Ильичева поэтом. Сам он поэтом себя не считал. Художники, наверное, тоже бы
приняли за своего — Леша рисовал легко и невероятно талантливо. Он заходил ко
мне вечером — обычно я что-нибудь варила-жарила на завтрашний день — и мы между
делом болтали, пили чай у плиты. Иногда присоединялось мое семейство, иногда
Леша устраивал с детьми в соседней комнате "войнушку" или подушечный
бой. Потом мы сидели на кухне и слушали, как он читает из очередной общей
тетради.
Почему-то мы
всегда много говорили о смерти. Он страницами наизусть цитировал тех авторов, о
которых я знала понаслышке. Когда он успел столько прочесть, загадка. Вряд ли в
библиотеке техникума или в армейском красном уголке стояли тома Шестова или
Лао-Цзы. Его любимым поэтом был Ходасевич.
В последний
раз мы встретились 3 июля 1995 года. Леша впервые пригласил меня к себе. Пили
чай с тортом в честь дня рождения — на следующий день ему исполнялось 25 лет.
Мы разъезжались на лето — моя семья на дачу, Леша к друзьям в Подмосковье. Две
недели спустя он утонул в мелкой подмосковной речушке...
И вот
оказалось, что он все-таки оставил следы, хотя прошел по жизни очень легко,
скорее — над жизнью. Еще в феврале 1995 года вышла крошечным тиражом тоненькая
книжка стихов "Наброски равновесия". Посмертный вечер в Центральном
лектории собрал полный зал. Кроме стихов, Леша писал удивительную короткую
прозу трудноопределимого жанра. Почему-то мне кажется, что сейчас он не стал бы
возражать против того, чтобы мы писали и говорили о нем, публиковали рисунки и
рукописи. Хотя могильная плита на Ковалевском кладбище имеет так же мало
отношения к Леше, как его трудовая книжка или военный билет. То, что было его
настоящей жизнью, никуда не исчезло. "Как пятна на шкуре леопарда
встречаются при ходьбе, вот также придется встретиться когда-нибудь мне и
тебе". Просто леопард сделал еще один шаг...
Наталья Абельская
Источники:
http://magazines.russ.ru/volga/2013/1/i14.html http://prisutstvie.progressor.ru/alm15/spots.html
|