Главная » Статьи » Заметки |
Со странным чувством берусь я за перо. Что можно ещё сказать о Сергее Казнове? Казалось бы, всё, что можно, он сам сказал о себе в своих стихах. И всё-таки. Мне посчастливилось быть одним из тех немногих, с кем больше других общался Сергей в последние месяцы и даже дни своей жизни. И, чем больше времени проходит, тем чаще встаёт передо мной вопрос: что руководило Сергеем в жизни, направляя его поступки, в чём искал он материал для будущих стихов? Конечно, никто не сможет сказать о Казнове всё, и тот Казнов, о котором я говорю, - это только тот, которого я знал лично. Но, не думаю, что кто-то другой сможет претендовать на большее, даже если захочет. Думаю, Сергей не одобрил бы того, что я взялся о нём писать. Но при этом улыбнулся бы и сказал, как говорил не раз: «Рассказывай. Ты умеешь рассказывать…» К слову: к футболу он был полностью безразличен. В одну из последних ночей, проведённых у меня, когда мы с Виктором Мишкиным «прилепились» к телевизору, наблюдая матчи, Сергей лежал на диване с «Занимательной физикой» Перельмана, время от времени отпуская шутки по поводу нашей слабости. И пусть не удивляется читатель названию книги: любознательность Сергея, похоже, не знала границ. Круг познаний его можно было сравнить с энциклопедией. ...Сергея уже не было, а Перельман продолжал сиротливо лежать возле дивана, заложенный листком бумаги в том месте, где Сергей собирался продолжить чтение. Листок оказался старой запиской... Увы, написанной, не его рукой. А жаль... Очень часто, проснувшись поутру, я обнаруживал приклеенные скотчем тут и там листочки, испещрённые знакомым почерком: «Сегодня ты собирался…» и т.д. Не полагаясь на мою дырявую память, Сергей всегда принимал меры, чтобы избавить меня (и других) от неприятностей. Ещё, после того как он уходил, мне нередко попадались тут и там листочки с отпечатанными на принтере стихами, снабжённые авторскими комментариями, добавленными от руки. Так, однажды, прочтя два стихотворения, я наткнулся на такую подпись: «См. ст. N 1. Оно ещё чего-то стоит». «Ничего не стоящим» оказалось «Из сказки про Золушку», содержащее строки: «Всё это просто сон случайный, полёт пчелы вокруг гранаты». Любой из нас такими стихами гордился бы... Недаром, когда Сергей лежал в больнице, и мы сиротливо сидели без него, по комнате пронеслась фраза: «Все мы что-то сочиняем. Лучше, хуже, не нам судить... Но если потомки нас запомнят, то только как друзей Казнова». Когда Сергей узнал об этом разговоре, он поморщился: «Вы говорите так, будто я уже умер...» Это было за день-два до конца. В воду глядел? Или все мы в воду глядели, только отказывались верить?.. Сидели, как обычно, потягивали потихоньку портвейн... Только красивых слов говорили почему-то больше, чем всегда... Сергей любил выпить, не скрывал этого и нисколько не стыдился. Злые языки видели в этом повод уязвить Серёгу побольнее. А он только смеялся. Чужая зависть трогала его ещё меньше, чем чужая лесть. Рядом с ним были те, кто понимал, или хотя бы чувствовал душу поэта. Те, кто любил его. Кто не искал в нём друга, а сам хотел быть этим другом... Мы слушали друг друга, потому что хотели слушать. Сергей нас многому научил. А что касается алкоголя, то Мишкин припомнил единственный случай за долгие годы их общения, когда видел Сергея по-настоящему пьяным. Это было в день похорон Серёгиной бабушки... В остальных случаях он лишь становился более весёлым и открытым, и, казалось, совершенно не пьянел. К процессу же пития относился как, к определённому каналу связи с миром и собеседником. Процессу этому посвящено немало строк, и везде вино выступает символом жизни, которую Сергей пил с жадностью, «не оставляя ни капли». Налитую рюмку он почти всегда растягивал на несколько раз, полагая, что это усиливает силу общения. Общение же наше нередко растягивалось на несколько дней, когда (особенно зимой) ночь переходила в ночь, минуя светлое время суток. Однажды он сильно обиделся на меня за то, что я познакомил со своим другом девушку, которую прежде сам Сергей (по моей же просьбе) представил мне. Пришлось несколько часов убеждать его в том, что друг мой – человек приличный. Впрочем, возможно Сергея больше расстроила наша с ней неудача - гораздо более свойственно ему было сострадание, или, на худой конец, досада, нежели действительно гнев. Во всяком случае, в тот день я открыл для себя Казнова с новой, ещё неизвестной для себя стороны. В плане творчества же, как я понял, любой человек был для него в той или иной мере источником вдохновения. Всё: наши слова, мысли, идеи – служило ему подручным материалом. Если не тетрадка, то пачка отдельных листков всегда хранились в его карманах. На этих листочках оставались жить наши мысли, подчас, тут же нами забытые. И, если Сергея любили очень многие, то сам он стремился к тем, кто давал пищу для размышлений. Именно такие люди становились ему близки. Именно они молчали, не находя слов во время похорон и поминок. Потому что потеряли друга, а не кумира. Потому что хотелось лить слёзы, а не говорить речи. Они и лились у нас позже, после похорон, когда мы остались одни. Невидимые миру, зато искренние... ...Однажды я принёс ему в больницу свои афоризмы. Среди них оказался такой: «Поэзия отличается от прозы тем, что описывает красоту ядерного взрыва, в то время как проза описывает его последствия». Сергей ничего не сказал, но спустя несколько дней показал нам своё великолепное «Шестое августа» - о бомбардировке Хиросимы (кстати, на один из афоризмов вдохновил меня именно Сергей: «Настоящий подвиг состоит не в том, чтобы совершить красивый поступок, а в том, чтобы, совершив его, тотчас об этом забыть»). Эта деталь очень точно и глубоко характеризует его натуру: он фиксировал всё, что попадало в поле зрения, перерабатывал, и создавал произведение искусства. Потому и круг общения его составляли те, с кем это поле зрения не пустовало. Увы, круг этот в последнее время составляли люди, такие же одинокие, как и он сам. В основном – мужская компания, в которой даже редкие женщины оказывались друзьями... А ведь большинство стихов Сергея так или иначе посвящены любви. Не оттого ли чувствуется такая боль в одном из его последних стихов, завершающемся строкой: «Но таких женщин нет в городе»?.. ...Сергей любил цветы. Он рвал их везде, где находил. Знал все их названия, и нисколько не обижался на то, что я успевал забыть их прежде, чем он - произнести. Он был уже мёртв, а в комнате моей ещё стоял, осыпаясь, букет, принесённый им накануне. Чаще всего это были мальвы... (Впрочем, возможно, они просто чаще других встречались ему по дороге, - я не спрашивал.) Чем больше проходит времени, тем чаще мы задаём себе вопрос: можно ли было его спасти? И, если да, то кто виновен в том, что всё-таки случилось? Вопрос, во многом риторический. Здесь – как кому подскажет совесть. Но мы – те, кто считали и считаем себя его друзьями – не забываем: Сергей был самым молодым из нас. И в нас, видимо, хотел найти опору в той, полной одиночества жизни, которую вёл. Одиночества вынужденного, сколько бы не твердили обратное. Общество отвергает таких, как он, ссылаясь на то, что сейчас «время такое». Чушь! Не время делает нас, а мы время. Так считал Сергей; и так жил. Одно из его стихотворений заканчивается словами: ...и грозно смотрят башни в прицеле круговом а я в одной рубашке с коротким рукавом.
Ко мне он и пришёл в последний раз в одной рубашке.
А ушёл - в футболке, полученной во время поездки в Пензу. Рубашка с коротким
рукавом осталась у меня… Может быть, в этом есть какой-то тайный смысл?.. 2005
Сергей Казнов на этом
сайте: http://poets.ucoz.ru/blog/sergej_kaznov_1978_2005_saransk/2013-09-09-10 | |
Просмотров: 864 | Комментарии: 1
| Теги: |
Всего комментариев: 0 | |